Сергей Лексутов - Ефрейтор Икс [СИ]

Все дружно заржали. Видимо Санек был местной знаменитостью, который недавно женился, не без романтической истории предшествовавшей этому.

Из-за спинки кресла поднялась всклокоченная голова, с сонной физиономией, спросила:

— Че, уже прилетели?.. — что только добавило веселья.

Летун подбежал к двери, потрогал задрайку, плюнул, демонстративно пересчитал всех по головам, еще раз плюнул и скрылся в кабине.

Ведомственные вертолеты приземлялись вдалеке от аэровокзала, а потому вахтовикам подавали ведомственные же автобусы. Шумная компания загрузилась в автобус, в котором еще добавили, и Павел под шумок выскользнул из автобуса как раз напротив вокзала. Никто и не заметил, где он сошел, и вряд ли кто вспомнит, что с вахтовиками летел кто-то посторонний.

На вокзале в обменном пункте, он обменял последние доллары на рубли. Это весьма запоминающаяся примета, когда бородатый, пропахший дымом костров турист, покупает за доллары билет на поезд, или электричку. Ему повезло, электричка до Мариинска отправлялась через два часа. Купив билет, он вышел на перрон, поглядел вправо, влево и узрел густые заросли, каких полно возле сибирских вокзалов. Спрыгнув с края платформы, прошел вдоль путей к зарослям и устроился в тенечке, ни с какой стороны не видимый, зато ему хорошо был виден перрон. Если бы был объявлен какой-нибудь план; перехват или ухват, то сейчас бы по перрону слонялись парочками сержанты и проверяли документы у каждого третьего. По перрону слонялась парочка сержантов, но ни к кому не приставала.

Мимо, постукивая и скрипя на стрелках, тащился длинный и нудный, как жизнь сантехника, товарняк. Павел с минуту разглядывал его, наконец, вскочил, вскинул рюкзак на плечо, и, пробормотав под нос: — Береженого, Бог бережет… — размашисто зашагал через рельсы.

Вагоны были сплошь апломбированы, а любимые места его детских железнодорожных странствий, — тормозные площадки, — давно исчезли. Однако попалась углярка, груженая непонятно чем. Запрыгнув на подножку, он вскарабкался по скобам на борт, и спрыгнул вниз, на сверкающую пирамиду алюминиевых чушек. Маневр проделал так быстро, что вряд ли кто заметил, куда делся шедший вдоль путей человек.

Устроившись на нагретых солнцем чушках, он вытащил из рюкзака упаковку ветчины, размочил в котелке сухари и принялся за еду. Поезд, тем временем, пробравшись, наконец, к выходному светофору, быстро разгонялся. Поев, Павел убрал котелок и откинулся на спину, но долго не улежал: вагон уже так колотило на стыках, что, казалось, вот-вот кишки перемешаются.

Тогда он встал, прислонился плечом к торцовой двери, — голова как раз торчала над бортом вагона, — и принялся смотреть на бегущие по сторонам полотна леса и поля. Он усмехнулся, вдруг сообразив, что ни в одном из многочисленных прочитанных им детективных романов, вкупе со шпионскими, беглец не отрывался на товарняке. А ведь беглеца, отрывающегося на товарняке, абсолютно невозможно поймать. Самое большое преимущество, это нет попутчиков, некому шепнуть погоне, на какой остановке он соскочил.

Поезд грохотал без остановок аж полтора часа. Великолепное везенье! На первом перегоне электричка товарняк уж никак не обгонит, а если будет шмон в электричке, то его проведут как раз на первом перегоне. Поезд резко сбросил ход, и, уже не торопясь, вполз в невеликую деревеньку, как бусинка, висящую на Великом Сибирском пути, и остановился на запасном пути.

Павел торопливо подтянулся, перевалился через борт и соскользнул на зарокотавший под ногами гравий полотна. Не спеша, шагая к деревянному строеницу, покрашенному бурой краской, подумал: — "Только глядя на подобный сарай среди степи или тайги, в голову влезут десятки сюжетов романов… Буранный полустанок… Таежный полустанок…" Возле стены строеньица стояла единственная лавочка. Павел сел, положил рюкзак рядом, откинулся на шершавую спинку, и тут почувствовал себя под шапкой-невидимкой. Но быстро сообразил, что товарняк остановили для пропуска пассажирского поезда. Подхватив рюкзак, он обошел полустанционное строение, и оказался на лужайке, заросшей высокой травой. В ней-то он и разлегся, положив голову на рюкзак. Вскоре прогрохотал, шипя и свистя, фирменный пассажирский, потом уполз товарняк, электричка появилась уже в сумерках. Павел влез в полупустой вагон, прошел в середину, сел, развернувшись в четверть оборота и прислонившись спиной к оконной раме, так, что мог держать в поле зрения обе двери, не вертя головой. Однако в ночной электричке было сонно и скучно; не ходили подозрительные личности с шарящими по сторонам глазами, даже никто билеты не проверял.

Мариинский вокзал поголовно спал. Спала даже кассирша, когда Павел подошел к кассе.

Сладко зевнув, она спросила:

— Куда вам?..

— А до Тюмени, — проговорил Павел, просовывая в окошечко рубли. — На самый, что ни на есть, ближайший…

Ближайшим оказался фирменный скорый, и проходил он как раз через полчаса. Вскоре Павел уже блаженно растянулся на влажных простынях. В купе, кроме него, никого не было. И вообще славненько. Если поменьше из купе выходить, так и просквозишь невидимкой до родного города. Правда, в Тайге к Павлу подселили женщину с маленьким ребенком, но она проспала до полудня следующего дня, а потом Павел пересказал ей все свои запасы охотничьих рассказов, процентов на девяносто вымышленных, то и дело восторгаясь красотами Байкала, по берегам которого, якобы, бродил аж полтора месяца.

Когда поезд подполз к вокзалу родного города, женщина спала, умаявшаяся за столь долгий день, прикорнув на полке рядом с ребенком. Павел осторожно взял рюкзак и бесшумно выскользнул из купе. Проводница не обратила на него внимания, занятая проверкой билетов новых пассажиров.

Отойдя подальше от вокзала, Павел поймал такси, и вскоре входил в свой двор, пройдя через двор соседа. За время его отсутствия здесь ничего не изменилось, разве что помидоры вымахали по пояс и буйно цвели. Поливавшая огород Анна Сергеевна, бросила шланг, заохала, запричитала:

— Ой, Паша, я тебя и ждать уже перестала… Сейчас ужин приготовлю… — и торопливо засеменила к дому.

Павел прошел вслед за ней в дом, устало опустил рюкзак на пол в прихожке, Анна Сергеевна суетилась на кухне. Поняв, что это надолго, он разделся до трусов, и, прихватив полотенце, вышел во двор. Бочка оказалась полной воды, которая нагрелась на солнце до самого приятного состояния. Павел стоял под душем, пока не вытекла вся вода. Обтеревшись, посидел в шезлонге, пока Анна Сергеевна не позвала ужинать.

На столе была и картошечка, и огурчики, и помидорчики, еще из прошлогодних запасов, и любимая Павлом ветчина. Графинчик малиновки играл рубиновым блеском. Сообразив, что шапка-невидимка будет действовать до тех пор, пока он не вылезет в город, Павел достал из рюкзака непочатую флягу настойки, налил рюмки, поднял свою, сказал: